Забыла, что не надо смотреть на мужчину, встретилась с ним взглядом, снизу вверх попала в плен его ярких, приковывающих глаз. А он протянул ладонь, а мне оставалось проглотить смешки и подать руку, на что мужские пальцы быстро выдернули из-за стола и направили прочь из кухни.

— Эй! Эй! Что за наглеж? — донеслось до нас. Хаски вел за руку в направлении известном ему одному. — Я за это буду требовать стрип-бар, сегодня причем!

Расслышала, с испуганным сердцем на пару следила за массивной спиной спереди. Опять. Опять. Насилие.

Завел нас в его комнату, обернулся, держа меня за руку и привлекая к себе.

— Давай по-быстрому, пока Польски не разорался, — прошептал мне в губы, сминая их сжимая, владея. Провел по моему телу рукой, по бедрам, нежно, да не спорю, но это насилие. Против моего желания.

Я не двигалась, а на голове почувствовала ладонь. Вниз, вниз медленно давил вниз, давая понять, что нужно от меня, больше ничего.

Присела на колени. Свет включен, за окном темно и при желании можно разглядеть силуэты. Тебе всегда надо видеть меня, мое лицо, отчаяние.

Хаски настойчиво держал мою голову, не давал повернуться или дернуться назад. Легко спустил шорты, склонил мою голову к своему напрягшемуся члену. Мои губы к нему впритык.

Молча открыла рот и языком поигралась с головкой. Смотрела как ты подрагивал от моих действий. Это не я. Это все Ананина.

Провела языком по всей длине, взяла твердо в руку, но мягко погладила, а Хаски удовлетворенно расслабился, убрал руки от моей головы, но придерживал возле шеи за лицо.

И смотрел за моим движениями с высока.

Очень быстро довольный кончил, причем на открытую грудь, а я быстро подскочила и бегом в ванную комнату.

Когда вернулась, пряча глаза от мужчины, моего мнения как бы не спрашивали, вновь взяли в плен объятие.

— Умница! — поцеловал как будто поощрял за действия, на что хотелось воткнуть раскаленный прут в сердце мужчины, за унижения, за пренебрежение моим мнением.

Сердце исколото вдоль и поперек, больше нет живого места. Но с каждым болезненным словом, с каждым действием с удивлением осознавала, что там был живой кусочек органа. Не умерший, хрипящий в предсмертных муках. И он причинял боль раненный.

Вернулись в кухню. И каждому из нас понятно, по довольному и крепко меня держащему за руку Хаски, и по моему в миг осунувшемуся телу, что сейчас было.

Процесс порабощения отчаянием не научилась контролировать. Он затапливал с головой в подобные моменты сильнее всего.

— Вообще не вежливо. Я может тоже секса хочу? — нет. Польски не злился, скорее прикалывался. — Ананина, побалуешь? — прокомментировал Польски. Рука Хаски сжала мою ладонь, но ответа не последовало.

А я и вовсе пожелала, чтобы крыша дома рухнула на голову и убила на смерть. Раздробила кости. И это не гипербола.

А я медленно высвободила плененную конечность, боясь сорваться. Чувствовала кровь от раненного органа поднималась, заполняла тело и бултыхалось.

— Да. Забыл сказать. Ананина, у нас выход в свет. Трехдневное плавание в открытом море в честь Нового Года, — не удержалась, изредка я все-таки заглядывала мужчине в глаза.

Развернулась, уже была готова покинуть пределы комнаты перед его фразой, а теперь громко озвучила:

— У нас? — спросила, ткнув на себя пальцем.

— У вас? — одновременно поинтересовался Польски. — Шутишь? Твоя маман в обморок упадет? А как же Кристина?

— Привыкнет, — отмахнулся Хаски, а я смотрела не переставая. — Устал от любопытства. Пытаются в гости наведаться, чтобы полюбоваться на моё чудо, — сказал главный ночной кошмар.

— Приду через пару часов, — сообщил перед тем, как я покинула комнату и с трудом расслышала в спину.

Вознамерился вывести в свет? Это намек на более долгое пребывание здесь, чем я рассчитывала. Если познакомлюсь с высшей Аристократией Страдовцев… Как? Как потом жить в облике Вильмонт, если это когда-нибудь произойдет.

Понимал ли Хаски, что причинял боль, скорее всего нет. Потому что для него я Бастард. Глупое животное без права голоса.

Прочь отсюда. Хотя бы к себе, во временную комнату, отдельную от его. В полную темноту, во мрак, где спокойно, не видно страшных кошмаров, где можно претвориться, что это не мое тело. Чужое, ненавистное.

* * *

Заснула, но прежде долго ворочалась с боку на бок. Одинокая холодная кровать. Обычно Хаски приходил в эту спальню, если успевала сбежать перед сном. В остальное время ночевала в его комнате, на огромной мягкой постели, где почти уютно и тепло. Аристократ купал в мягкости пуховых одеял, порой очень долго целовал. Мог делать это долго, травя любопытство, и сжигая постепенно ту преграду, которую воссоздавала из пепла при каждом его появлении.

Я не должна так себя вести с ним, должна бороться.

Но как? Как это сделать? Когда-нибудь найду ответ на вопрос, но только не сегодня.

Сегодня вновь проснулась от мужских прикосновений, балансируя где-то на крае реальности и забытья, ища спасения у темноты.

Не стал включать свет, когда пришел, спасибо хоть на этом.

Глава 37 «Новый Год»

POV Вильмонт.

— В честь чего одеваемся? — Мелисса встретила в бодром настроении.

Это женщина, что подарила великолепного скорпиона, двоюродная сестра Дмитрия по отцу. Взрослая женщина за тридцать, уверенная в себе брюнетка с прической под каре. Маленькая сравнительно по критериям Аристократии, и разрез глаз узкий, больше присущий Баллийским представителям. Но когда женщина улыбнулась на лице красиво образовались ямочки, как и у Хаски. Семейная черта?

Торговый центр под логотипом X, куда еще Дмитрий мог притащить Бастарда на подготовку? Мелисса встретила возле фонтана напротив салона одежды. Хаски при параде в черном костюме от дорогого кутюрье. У него сегодня фотосъемка.

Я не смотрела на мужчину, как впрочем и всегда. Максимум в шею или на подбородок. Акт бойкота. Если только нечаянно встречалась взглядом.

— Мелис, больше никому не могу ее доверить, полный треш сегодня.

— Тебе нужен инструмент для подписания договора? — в горле сжались стенки, трудно стало дышать. Какой инструмент?

— Нет. Мне нужна любовница, которую не стыдно в обществе показать, — тиски в горле разжались, я успокоилась, выравнивая плечи.

— А не проще невесту взять? Ее точно не стыдно показать, — мысленно согласилась.

Хоть болезненный укол и задел нервы, но радость от возможности на один вечер избежать насилия над телом превысила. Почти возненавидела это тело.

— Мелис, делай дело. Ананина, заеду, будь на связи, — не посмотрела в ответ на приказ.

А Хаски привык к бойкоту, видела, как поднялся и молча удалился.